Четыре сезона [litres] - Стивен Кинг

Эд Френч прибыл туда около четырех часов дня в сопровождении Нормы. Впустивший их вахтер сказал, что необходимые Эду материалы находятся на четвертом этаже, и проводил их до места. Зловещее эхо, далеко разносившее звуки их шагов, заставило испуганно притихнуть даже никогда не унывающую Норму.

Она обрела привычную жизнерадостность только на четвертом этаже и стала весело скакать по сумеречным проходам, заставленным коробками и папками, пока Эд искал табели за 1975 год. Он вытащил вторую коробку и принялся перебирать ее. Борк. Ботсуик. Босвелл. Боуден Тодд! Он быстро вытащил табель и, поняв, что при тусклых лампах все равно ничего не разберет, подошел к большому окну с пыльными стеклами.

– Не бегай здесь, милая! – крикнул он дочери.

– А почему?

– Потому что тебя схватят тролли, – ответил он и поднес табель Тодда к свету.

То, что оценки в этом табеле четырехлетней давности аккуратнейшим образом подчистили, сомнений не было.

– Боже милостивый! – пробормотал ошарашенный Эд.

– Тролли! Тролли! Тролли! – радостно выкрикивала Норма, прыгая и кружась по проходу.

25

Дюссандер, с трудом передвигая ноги, медленно брел по коридору больницы. На нем был синий больничный халат, надетый поверх сорочки с завязками на спине. Время – восемь вечера, и медсестры как раз менялись перед ночной сменой. Примерно полчаса они будут обмениваться новостями, сплетничать и пить кофе на посту дежурной, сразу за углом от питьевого фонтанчика.

То, что Дюссандеру было нужно, располагалось напротив фонтанчика.

На него самого никто не обращал внимания – в это время коридор больницы напоминал длинную платформу перед отправлением поезда. Ходячие пациенты неспешно прогуливались: кто в синих халатах, кто в больничных сорочках, придерживая полы за спиной руками. Из палат доносились обрывки музыки из радиоприемников, настроенных на разные станции. Изредка попадались посетители. В одной палате кто-то громко смеялся, а в другой – горько плакал. Проследовал доктор, уткнувшись носом в раскрытый роман.

Дюссандер подошел к фонтанчику, напился из ладони и, вытерев губы, бросил взгляд на закрытую дверь напротив. Она всегда должна была быть запертой… во всяком случае, так полагалось. Однако он обратил внимание, что во время пересменки это помещение часто пустовало, а дверь оказывалась незапертой. Медсестры собирались за углом, откуда двери видно не было. Дюссандер отметил это натренированным взглядом человека, постоянно находящегося настороже. Конечно, было бы лучше понаблюдать за комнатой еще с недельку и подстраховаться на случай разных неожиданностей, и он наверняка бы именно так и поступил, но теперь следовало действовать безотлагательно. О тайном «логове оборотня» вот-вот станет известно всем, и он окажется под постоянным присмотром. Допустить такое нельзя.

Он сделал еще пару глотков, снова вытер губы и осмотрелся. Затем, не таясь, медленно пересек большой коридор и направился к двери, повернул ручку и вошел в комнату, где хранились лекарства. На случай встречи с кем-то Дюссандер – близорукий старик – смущенно извинился бы, пояснив, что всего лишь искал туалет и ошибся дверью.

Но на складе никого не было.

Дюссандер бросил быстрый взгляд на верхнюю полку слева. Только глазные и ушные капли. На второй полке – слабительное и свечи. На третьей он заметил снотворное секонал и веронал. Сунув пузырек со снотворным в карман, Дюссандер вышел из комнаты, смущенно улыбаясь – здесь не было никакого туалета! Да вот же нужная дверь – возле фонтанчика! Как глупо!

Он прошел в туалет, вымыл руки и направился в свою палату, ставшую одноместной после выписки достопочтенного мистера Хайзела. На столике между кроватями стоял пластмассовый кувшин с водой и стакан. Жаль, что в такой момент под рукой не оказалось виски, но это не так важно – таблетки благополучно перенесут его в мир иной независимо от того, чем их запить.

– За тебя, Моррис Хайзел! – произнес он с едва заметной улыбкой и налил в стакан воды. После стольких лет вечного страха и постоянного напряжения, когда кругом – на скамейках в парке, в ресторане, в кино, – всюду мерещились знакомые лица, он наконец попался! И кто его узнал? Человек, которого он совсем не помнил. Даже смешно! Этот Хайзел даже не удостоился его внимания – подумаешь, неудачник, которого Господь наградил сломанным позвоночником. Подумав, Дюссандер пришел к выводу, что это не просто смешно, а очень смешно.

Старик положил в рот три таблетки и запил водой. Затем проглотил еще три, а потом еще. В коридоре напротив два пожилых мужчины играли в криббидж[24]. У одного из них, он знал, была грыжа. А у другого? Желчные камни? Камни в почках? Опухоль? Простата? Вот они – ужасы старости. И несть им числа.

Дюссандер снова налил в стакан воды, но еще таблеток пока пить не стал. Слишком большая доза могла все испортить. Его просто вырвет, а потом ему промоют желудок и сохранят жизнь для разных мерзостей, которые уготовят американцы с израильтянами. Он вовсе не собирался расставаться с жизнью, как какая-нибудь hausfrau[25], которая в порыве отчаяния истерично глотает пригоршню таблеток. Он примет еще, когда почувствует сонливость. Тогда все сработает как надо.

До него донесся торжествующий голос одного из игроков в холле:

– Две пары – это десять очков… «Пятнадцать» – еще восемнадцать… и нужный валет для девятнадцати! Как тебе это?

– Я бы на твоем месте подождал радоваться! – осадил его старик с грыжей. – Я первым считаю очки. Так что поминай, как звали!

«Поминай, как звали», – мысленно повторил Дюссандер, чувствуя, как его начинает одолевать сонливость. До чего же американцы любят всякие выражения типа «мне до фени», «шевели мозгами», «засунь себе в задницу», «деньги все могут». Просто удивительно…

Они думают, что уже поймали его, а он ускользнет у них прямо из-под носа, и «поминай, как звали»!

Вопреки всякому здравому смыслу Дюссандеру вдруг ужасно захотелось написать записку мальчику. Пожелать ему никогда не терять осторожности. Послушать старика, который попался по своей неосмотрительности. Ему хотелось добавить, что в конце концов мальчик заслужил его, Дюссандера, уважение. И хотя старик никогда не смог бы полюбить его, их беседы были намного лучше одиночества с одними и теми же вечными мыслями. Но любая записка, даже самого невинного содержания, могла вызвать ненужные подозрения и поставить мальчика под удар, а этого Дюссандер не хотел допустить ни в коем случае. Само собой, парнишке предстоит провести пару непростых месяцев в ожидании визита какого-нибудь правительственного агента с вопросами о документе, найденном в депозитной ячейке, абонированной Куртом Дюссандером на имя Артура Денкера… Но со временем он убедится, что старик говорил правду и никакой ячейки не было. Мальчишке ничего не угрожало, если он сам себя чем-нибудь не выдаст.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});